– Что случилось? – поинтересовалась между прочим Пущина.

– Мама беременна…

– Ого… В тридцать семь лет беременеть при таком образе жизни? Какая она рисковая женщина!

– Я тоже переживаю… Родит в тридцать восемь… Она себя не может содержать, а малышу столько всего надо…

– Раньше я не понимала, почему она с тобой так обращается, а когда увидела тебя с хвостом и волчьей мордочкой, да плюс ваши переезды… Смекнула, что и как.

– Наташ, только ты…

– Да знаю я, знаю. Пошли уже чай пить. Ой, забыла сказать, там два перевода висят. Будешь брать?

– Буду, – буркнула Вика.

Девушки зашли в дом к Пущевым, где Татьяна Федоровна испекла пирог и уже разливала чай. На стол еще поставили тарелку с макаронами и котлетой. Посмотрев на Вику прищуренным взглядом, мама подруги протянула ей вилку.

– Из-за стола не встанешь, пока все не съешь! – грозно проговорила она, пряча улыбку.

Девушка взяла предложенную вилку и улыбнулась, а потом принялась за еду.

***

Виктория сидела в своей комнате и занималась переводами, и тут вновь раздался громкий плач маленького Егорки. Она скрипнула зубами в бешенстве оттого, что матери плевать на его крики. Девушка встала со стула и посмотрела на часы, которые показывали три часа ночи. Вздохнула и пошла к малышу, чтобы убаюкать на руках.

Как же ее достало свинское отношение матери к брату. Ладно, когда она с ней так, вроде как находились причины. Но в чем Егор-то виноват? Только и слышно из ее спальни: «Заткнись! Не хочу слышать тебя! Ты чего орешь?». Вывод один: Екатерина – отвратительная мать, которой легче обвинить ребенка, чем что-то предпринять для него.

Всю беременность она делала вид, что Вики не существует. Но питалась тем, что готовила девушка, и все расходы по дому возложила на несовершеннолетнюю дочь. Жила в свое удовольствие, тратя деньги, перечисляемые от государства на Вику, а потом и на Егорку.

Мужчина, от которого Екатерина забеременела, так и не объявился. Хотя в первые месяцы своего деликатного положения она предупреждала Вику, что скоро он будет жить с ними, после того как бросит свою неказистую жену. Тогда ей придется ютиться в маленькой комнатке, где хранится всякий хлам. Но отец Егорки не только ни разу не появился у них дома, он даже на сына посмотреть не пришел.

Через месяц после родов Екатерина стала уходить из дома, чтобы не слышать, как плачет ребенок. У малыша до трех месяцев были сильные колики, отчего он поджимал под себя ножки и громко плакал. Мать сразу забыла свои слова, что дочери нельзя прикасаться к брату и, крикнув, что ей плохо, куда-то убегала. Вика же полночи носила его на руках, напевая песенки. Так и повелось: девушка с утра шла в школу, потом домашнее хозяйство, а вечером уроки, переводы и братик.

Виктория очень сильно любила малыша, отдавая ему всю душу, желая дать все, что не получила сама. Екатерина вначале фыркала на такие отношения детей, а потом стала чаще пропадать, оставляя ребенка на дочь. Даже по врачам та ходила с ним сама. Лишь поездки в районную больницу были с присутствием матери. Дочь для Екатерины была бесплатной нянечкой, уборщицей, поварихой, а она только требовала и кричала.

Все чаще, приходя из школы, девушка видела плачевную картину: ребенок сидел в холодных мокрых колготках, а мать спала, даже не приготовив поесть. Когда Вика пыталась с ней поговорить, женщина кидала вещи, крича, что дочь хочет ее смерти, убивает своей жестокостью и звериной бессердечностью. Она устраивала такие скандалы, что девушка перестала надеяться на чудо, делая все за нее.

И вот, когда Егорка в двенадцать месяцев пошел, обнаружилось, что у него одна нога короче другой на три сантиметра. Врожденная укороченность ноги из-за внутриутробного нарушения развития плода. Екатерина в этот день напилась, сказала, что ей не нужен больной ребенок, и ушла на всю ночь, а Виктория проплакала целый день, переживая за малыша. Врач-ортопед заявил, что в их случае рекомендуется оперативное лечение, когда Егорка подрастет, а именно удлинение нижней конечности в аппарате Илизарова.

Екатерина вернулась только под утро и, ничего не сказав, с невозможным перегаром легла на диван. Уже засыпая, буркнула, что калека ей не нужен и пусть Вика заботится о нем сама.

В июне у девушки начались выпускные экзамены, к которым она почти не готовилась, так как мать теперь совсем с сыном не сидела. В итоге получилось так, что, даже сдав на отличные оценки необходимые предметы, Вика не подала заявление в высшее учебное заведение в Москве, а поступила в местное училище на специальность повара. Там предоставлялось общежитие, и она могла часто ездить домой, чтобы смотреть за братом.

Обучение продлилось два года, во время которых девушка периодически срывалась с пар, так как мама была в загуле. Но стоит отметить, что она училась отлично, поэтому преподаватели закрывали глаза на ее пропуски по семейным обстоятельствам, нагружая студентку дополнительными материалами для домашнего изучения. Вика старалась учиться лучше всех и сдавать предметы автоматом, ссылаясь на то, что у нее больная мать и совсем маленький братишка. Так прошло два тяжелых года.

Виктория приехала домой с красным дипломом, а через два месяца случилось огромное горе в их семье. В этот день поникшая Екатерина пришла на кухню, где девушка готовила ужин.

– Вика… Я … Я хотела попросить у тебя прощения…

Молодая хозяйка с недоумением посмотрела на мать, а потом вновь стала чистить картошку, ожидая продолжения.

– Понимаешь, я злилась на тебя, потому что не хотела себе такой жизни. Я достойна была лучшего. Желала другого… А тут оборотни…Дети от зверя… Все катилось к чертям собачьим. Ты… правда, извини за все. Знаешь, я тебе не говорила, но я думаю, что Леонид умер.

Вика застыла с ножом в руке.

– Почему ты так думаешь? – с ужасом осведомилась она.

– Я больше не чувствую его эмоций. И знаешь, мне плохо без них. Очень… Мне… мне нужно идти. Ты смотри за Егоркой и никому не отдавай.

– Ты странно говоришь, мама. Что ты имеешь в виду? Мы же дома, кому я его отдам?! – пробурчала девушка, думая о том, что нужно проверить Егорку, а то опять, наверное, шкодничает втихаря.

– Ты хорошая сестра… и была ему больше матерью, чем я. Ты добрая… хоть и не человек, что странно.

– Мама… Перестань. Он мой брат, я люблю его. Почему…

– Ой, я пошла. Нужно бежать… – перебила Екатерина, лихорадочно поглядывая по сторонам.

– А когда ты вернешься?

– Не знаю. Смотри за ним лучше, – сухо произнесла женщина и вышла из кухни.

Девушка глядела вслед матери и понимала, что та задумала что-то плохое. В эмоциях Екатерины она почувствовала грусть, ожидание и надежду на облегчение.

Виктория быстро помыла руки и, бросив картошку в чашке, побежала к Егорке. Посмотрев с любовью на шкодника, с интересом играющего в машинки, запихивая в них маленькие игрушки, она подошла к столу и схватила свой телефон. Трясущимися руками набрала номер подруги, с нетерпением ожидая ответа.

– Угу… – ответила Наташа с полным ртом.

– Ты сейчас дома? – нервно уточнила Вика.

– Да. Я же на практике. Забыла, что ли? – что-то пережевывая, промямлила Пущина.

– Зайди, пожалуйста. Посиди с Егоркой, – с мольбой попросила девушка.

– Хорошо. Через пять минут буду.

– Быстрее…

– Окей, – с беспокойством произнесла девушка и положила трубку.

Через четыре минуты Наташа залетела к ним домой и испуганно прошептала:

– Что случилось?

– Мама какая-то странная, пойду посмотрю, где она, – с волнением проговорила Виктория, с каждой секундой сильнее чувствуя беду.

– А как ты…

– По запаху. Все, я пошла, – сказала уже одетая Вика и выбежала на улицу.

Морозный воздух кусал за нос, но девушку это не беспокоило. Она двигалась по запаху матери, который вел в местную кочегарку. Сглотнув от плохого предчувствия, Виктория быстро побежала к зданию, чтобы предотвратить огромную глупость родного человека.